Профессор Андрей Колесников дал большое интервью Ирине Колущинской в эфире радиостанции «Эхо Перми».
— Хочется возвратиться к теме, которую мы подняли с вами 10-11 лет назад. Это по поводу ЕГЭ. Вы тогда замечательно сказали, что мы приехали в Европу, посмотрели, какие замечательные там делают очки, там очень хорошо через них видно, и решили их купить. Но решили сэкономить и от этих очков купили только дужки, а теперь удивляемся, почему так плохо видно.
— Ну действительно, была какая-то такая аналогия. Страшная тенденция, которая особенно была 10, может быть, 12 лет назад распространена — это некое фрагментарное заимствование разных образовательных технологий.
— Вообще — это безумие.
— Кусочек отсюда, кусочек оттуда, тогда это…
— Но так же не бывает!
— Не бывает, конечно. Это всегда система. Это всегда система сквозная: от детского сада до аспирантуры. Поэтому фрагментарное заимствование, как опыт, полезно, но административное внедрение этих фрагментов приводит к удивительным вещам. То же самое ЕГЭ родилось, как многое в истории человечества, в Нидерландах. И это действительно некий национальный тест. Вспомните еще небольшие размеры Нидерландов и 15 миллионов населения, да.
— Ну и какие там вообще задачи должны быть.
— Национальный тест на уровень школьного образования. Я задал…
— Так это измеритель, а не цели.
— Да, да, это некий измеритель, который абсолютно не определяет твою судьбу при поступлении в высшую школу и вообще всю жизнь. Значит, два фундаментальных вопроса, которые волнуют меня, как ректора педуниверситета, и все образовательное сообщество: вот если человек выучил в совершенстве рекомендованный учебник и умеет отвечать на все контрольные вопросы — означает ли это, что он напишет ответы на ЕГЭ на сумму, близкую к ста баллам? Очевидно, нет. А если мы — это самый страшный вопрос — посадим учителей писать ЕГЭ…
— Ой, да уж, да уж.
— Означает ли это, что все они напишут на сто или близко к этому баллу? Тоже нет. В Голландии на эти вопросы с изумлением отвечают положительно: «Да, конечно!» Вся эта система заточена именно таким образом. У нас — нет. В результате многолетнее внедрение программы единого государственного экзамена сильно изменило, может быть, самые ценные школьные годы — десятый и одиннадцатый классы.
— Да, да, да.
— Оно породило фантастическую сеть репетиторства, поскольку если и учебник, и среднестатистический учитель не дают этой вожделенной сотни баллов, то откуда же она возьмется? И вот этим увлеченно занимается вся система образования. Сейчас идет прием в вузы, у нас огромное количество заявлений на подавляющее…
— Конкурс большой?
— Ну, это же конкурс заявлений.
— А, ну да.
— Около одиннадцати заявлений на место — средний конкурс. Но это…
— Включая физический факультет?
— Там чуть поменьше, я про средний конкурс говорю. Но там тоже более пяти. Но это — заявления. И вот в августе мы начнем прием по этим самым заявлениям — подлинникам или копиям. И у меня есть такая специальность интересная — логопедия. Так вот, базовый предмет при поступлении на логопедию, догадайтесь, какой? Обществознание. Мы не слышим этих людей…
— Ой, я больше не могу.
— Мы из них будем делать логопедов. Вот это вот гримасы ЕГЭ-системы. На мой взгляд, нельзя ничего доводить до крайности. Оставьте…
— Да это уже, по большому счёту, идиотизм.
— И до идиотизма тем более, да! Значит, оставьте какие-то непрофилирующие экзамены в форме ЕГЭ. Если человек поступает на факультет физической культуры или математики — ну, я готов принять его ЕГЭ по русскому языку как некий факт. Это не профилирующий экзамен, но дайте мне поговорить с этим будущим математиком в традиционной экзаменационной форме, и результаты будут лучше.
— Андрей Константинович, я очень хорошо помню, у меня было интервью в «Звезде» где-то в середине — в конце 80-х годов, с одной стороны с профессором Капцуговичем, с другой — с академиком Вагнером. Оба говорили о том, что для них, как для ректоров специализированных вузов, принципиальный вопрос — найти и зачислить на обучение своего, своего абитуриента.
— Конечно, конечно. Опытный преподаватель видит это, видит сразу, насколько человек обучаем, насколько он контактен. Не знаю, что там у медиков, может быть, там как бы боязнь или еще что-то, но мы готовим человека в педагогическом университете, который будет работать всю жизнь, простите за тавтологию, в режиме человек–человек, и нам очень важно, как он умеет общаться, как он смотрит в глаза, как он реагирует на человеческую речь и как он умеет вести дискуссию.
— А на ЕГЭ не написано, какие у него глаза.
— На ЕГЭ не написано. А всему остальному мы научим. Это удивительно. И в ЕГЭ есть еще одна проблема: безусловно, это некий унифицированный тест, который позволил посмотреть с другой стороны на нашу школу, но учить можно знаниям, а учить можно пониманию.
— Да.
— И есть всего около десяти стран в мире, где существует наука. Россия все еще относится к этому десятку, а в других есть образование, которое дает чудесные знания, но имеется огромное количество областей науки, где нет представителей этих стран. Так вот, ну, скажем, какой-нибудь простой пример. ЕГЭ спрашивает: какое время года наступает после зимы? На выбор вам лето, осень и весна, вы подчеркиваете весну. И вы знаете! Это правильный ответ, вы идете дальше, вы получили свой плюсик. Но понимаете ли вы это? Про эллиптичность орбиты, наклон земной оси, вращение земли. Из этого получаются ученые. А из ЕГЭ получается вот некая статистика.
— И при этом, смотрите, прекрасная школа в Финляндии, но, однако, никаких ЕГЭ на такие профессии, как педагогика, психология, медицина, парамедицина, ветеринария…
— Это очень важно в Финляндии.
— Ветеринария.
— Да, да.
— Вот этого нету, там нужно приходить и рассказывать про сущность свою человеческую, а не только эти ответы.
— Это так. Тесты широко везде используются, но когда они начинают доминировать — это, конечно, большая проблема.
— Вот такой странный вопрос: справляются ли университеты с ролью кузницы элиты Пермского края? Как у нас с кузнецами там?
— Значит, куем, куем. Ну что же, выходит довольно много образованных, специалистов-студентов. Вопрос их будущего? Понятно, они молоды, честолюбивы, хотят быть успешными. И вот те отрасли, которые их ждут — они должны их завоевать. К великому счастью, мы сейчас с уважением относимся к свободному выбору свободного человека, мы избавились от жесткого распределения и всяких разных обязательных трудоустройств, но…
— А идут на работу в школу-то?
— Пошли. Идут. В последние годы условия работы в школе, социально-экономическое положение учителей действительно улучшается. Это теперь уже не просто слова, они улучшаются. То ли там улучшается, то ли вокруг хуже становится, но — идут в школу.
— Вот именно, подсказка.
— Идут в школу. Все относительно.
— Знаешь, с чем я согласна? С тем, что в школе есть работа.
— Да.
— И есть зарплата какая-никакая. А больше ты никуда…
— Да. И есть условия для работы. Вы посмотрите, какие сейчас школьные здания, какое оборудование. Совершенно блестящие вещи в школе.
— Ну… Не буду говорить об этом.
— Идут, идут. Пермь — довольно живое место в этом плане.
— Дайте оценку степени вовлеченности университетов в жизнь нашего пермского общества. Ну, смотря какое общество там.
— Я считаю, что в полной мере. В полной мере. Понятно, что как и вся наша страна, наша жизнь не очень наукоемкая. Количество заказов, которое генерирует власть, промышленность по сравнению с жизнью, скажем, экономически развитых стран, не очень высока. Научные исследования не очень востребованы в нашем обществе. Это огромная проблема на самом деле.
— Почему?
— Мы с удовольствием строим сборочные заводы, где из трех частей собираем «Рено-Логан», вот там нужны квалифицированные, дисциплинированные рабочие, но ученые — точно не нужны. Все это где-то придумано. Поэтому количество прорывных отраслей, где ничего нельзя купить и самим нужно что-то делать — их немного. Поэтому потребности вот в таких супервыпускниках — я снова возвращаюсь к мотивации, это моя любимая тема — они не очень высоки, но, понятно, что университет в основном насыщает школу, а через школу проходят все поколения.
— И еще бы там заставить, чтоб они…
— И университет очень активно работает в культурологической области, в самых неожиданных областях. Мы — главные эксперты по различным археологическим изысканиям.
— Это да.
— Вот так сложились специалисты. Так что, в общем…
— Я очень хочу, чтобы дети в наших школах снова начинали рассуждать вслух и давали устные ответы…
— Ну это можно только до девятого…
— Около доски, пусть интерактивной, хоть десять раз, перед аудиторией, потому что, если не говорят — значит, не мыслят, ну вот меня с этого места не сдвинешь.
— 10-й и 11-й класс, к сожалению, уходит на работу с тестами.
— Кошмар!
— Это огромная потеря. Вот нельзя так увлеченно это делать, это все должно в каком-то масштабе…
— И, главное, причем тут, причем тут школа?! Там репетиторы и за них надо платить.
— Конечно, конечно.
— Вообще все как-то наперекосяк.
— Удивительным образом профессиональное сообщество молчит по этому поводу и здесь две причины. Одна, может быть, не самая важная, — что вот в этих условиях десятилетия ЕГЭ образовался целый класс преподавателей, легальных и нелегальных.
— Которые ничего не умеют делать.
— Которые работают репетиторами и очень успешно живут в этой среде.
— Конечно.
— А второе — одной из основ введения ЕГЭ и столь жесткого введения ЕГЭ во всех школах и при приеме в вузы является некая вот такая презумпция виновности системы образования, потому что власть относится к учителям как к людям, которые при виде коробки конфет забудут обо всех принципах и тут же поставят пять. Это совершенно не так.
— Конечно.
— Но вот эта презумпция виновности системы образования…
— Это — безобразие.
— Это одна из основ всех этих механизмов выпуска из школы и входа в университет. Это ужасно. Надо уважать своих детей, ведь все эти рамки металлоискателей и конфискация телефонов и…
— Просто безобразие.
— Это, по-моему, некий культурный шок для человека, входящего во взрослую жизнь.
— Такой вопрос: если коротко, кто такой — сегодняшний студент? И каким вы его видите в будущем?
— Ну что же, студенты — они всегда замечательные, они молоды, честолюбивы, у них много планов, может быть, иллюзий, они — в целом — радостные…
Полный текст интервью с ректором Пермского государственного гуманитарного педагогического университета читайте на сайте радиостанции «Эхо Перми».
