Уроки Украины: что могла сделать, но не сделала Россия. И что делать сейчас? Каково может быть будущее украинских областей, в которых сейчас идёт война? Что такое консолидация? Освобождает ли она от критики чиновников? Зачем объединяют информационную политику разных уровней и ветвей власти в Пермском крае и в чём ответственность журналистов? Обо всём этом мы поговорили с депутатом Государственной Думы от Пермского края, главой комитета ГД РФ по международным делам Алексеем Пушковым. Беседа проходила сразу после встречи депутата с губернатором Прикамья Виктором Басаргиным, поэтому интервью мы начали с обсуждения региональной повестки.
— Алексей Константинович, какие темы вы обсуждали с губернатором, если не секрет?
— Это был доверительный разговор. Губернатор заверил меня, что в регионе есть очень серьёзные сдвиги с рождаемостью. Власти выплачивают местный материнский капитал. И особенно важно, что в крае много молодых семей, у которых больше двух детей. Это отрадно слышать, потому что это — один из главных показателей социального самочувствия в регионе. Что меня настораживает, так это та медицинская реформа, которая идёт по всей стране и которая, как мне кажется, имеет весьма серьёзные негативные последствия. Сокращается число больниц в небольших городах. На мой взгляд, город с населением в 5–10 тысяч человек — не маленький. И тем не менее там сокращают роддома, всё время идёт оптимизация. На самом деле это не оптимизация, а урезание медицинских услуг населению. Я об этом неоднократно говорил в своей программе, критиковал Минздрав. В отношении малых городов это крайне несправедливо. Почему жители должны ездить в больницы за 100–120 километров? Какая у нас ситуация с транспортом — известно. Трудно понять, как можно с упорством, заслуживающим лучшего применения, настаивать на том, что есть высокотехнологичные медицинские центры, и в них должны съезжаться со всей округи. Как чиновники могут этим заменить квалифицированную помощь на местах? Убей Бог, я не понимаю сути этой реформы. Она была начата ещё при прежних министрах. Высокотехнологичные центры — прекрасно, обновление оборудования — прекрасно. Но когда при этом сокращается число квалифицированных врачей, сокращается число больниц с родильными отделениями, то мне непонятно, как это сочетается с курсом на улучшение демографии. Естественно, эта медицинская реформа проходит и в Пермском крае. И она у меня, и не только у меня, вызывает ряд вопросов. Все эти коэффициенты эффективности, которые приводит Скворцова (Вероника Скворцова — министр здравоохранения РФ. — прим. авт.) в своих докладах, выглядят красиво, но на практике, кого я ни спрошу, в Ярославской, Волгоградской областях или здесь, в Пермском крае, все говорят об ухудшении функционирования системы в силу сокращения врачебных услуг. Убеждён, если во многих регионах страны такая негативная реакция, значит — что-то здесь не так.
— В связи с возникшими внешними угрозами и так часто заявляемой необходимостью консолидации общества не видите ли вы угрозы того, что в регионах под запретом окажется критика неэффективности власти и её коррупционности? Риска того, что все высказывания общественности на этот счёт станут подводить под экстремизм?
— Я не считаю, что мы должны возвращаться в те времена, когда любая критика воспринималась как работа на врага в условиях «холодной войны». При Советском Союзе это называлось обслуживанием интересов врага, а при Сталине — диверсией. Тогда людей просто подводили под статью. Это недопустимо. Всё-таки мы чему-то должны были научиться за эти годы. Консолидация означает осознанный выбор на линию своей страны на независимость, на свой голос на мировой арене, на суверенитет. Мы большая, историческая страна и не можем позволить другим принимать за нас решения. Это приведёт к разложению нашего общества, а в итоге — к разрушению нашей страны. Был период, когда мы делегировали другим полномочия принимать за нас решения на мировой арене — я имею в виду ельцинский период. Это же не принесло нам счастья. Было так: другие решали за нас, что хорошо для нас, а что плохо. Было активное меньшинство, которое воспользовалось тем временем, чтобы многое расхитить и распродать, но страна в целом сильно пострадала.
Многие страны никогда не были в центре принятия крупных политических решений. А Россия, начиная с Петра I, всегда была центром европейской, а затем и мировой политики. И это сохранилось в нашем сознании. Нам небезразлично то, что происходит вокруг нас. Тем более когда угрозы приближаются к нам.
С началом украинской трагедии мы ощутили, как политика шагнула в наши дома. Когда бомбили Белград, это было отвратительно, но всё же не у наших границ. Когда оккупировали Ирак — это было возмутительно, но и это происходило далеко — в арабском мире. Что такое однополярный мир? — этот вопрос долгое время обсуждался только политологами, журналистами и книжниками. И вдруг выяснилось, что однополярный мир — это когда русских убивают на Украине и когда сжигают людей в Одессе. И не будет никаких расследований, ничего. И можно делать что угодно — бомбить города, убивать мирных жителей, бросать против них армию, если против этого не возражают США. Вот что такое однополярный мир.
Но это не означает, что в условиях нашей борьбы против такой модели наше чиновничество получает право делать, что оно хочет: мол, у нас консолидация, поэтому мы неприкасаемы. Этого надо всячески избегать. Такой поворот подорвёт саму идею консолидации. Консолидация идёт — не ради коррупции, а ради защиты страны и наших интересов. Это абсолютно разные вещи.
— Тогда что делать, ведь полагаться на совесть чиновничества было бы наивно?
— Полагаться надо на государство и на общество. У государства есть структуры, которые обязаны с этим бороться и борются. Есть прокуратура, Следственный комитет, МВД, есть другие правоохранительные структуры. И мне не кажется, что они воспринимают консолидацию как индульгенцию для власть имущих. Кроме того, есть политические партии, общественные организации, и они должны отстаивать права граждан. Всё то, что нами наработано за последние годы, не должно исчезнуть под предлогом консолидации.
— Власти Пермского края недавно заявили о необходимости объединения информационной политики законодательной, исполнительной, государственной и муниципальной ветвей власти как раз якобы под эгидой консолидации общества. Высказывается тезис о том, что между СМИ и администрацией губернатора, к примеру, не должно быть никакой промежуточной структуры в виде Союза журналистов. У власти есть желание в информполитике принимать решение в каком-то одном кабинете…
— Никаких указаний «сверху» по поводу ужесточения информационной политики не существует. При этом, конечно, нужно думать о содержании информационных вбросов. С её помощью, например, можно поднять финансовую панику или же создать истерию вокруг вымышленной нехватки каких-то продуктов. Желающих поспекулировать на теме финансового кризиса немало. Но никаких оснований для дефолта не существует. У нас почти нет госдолга и значительные резервы — более 430 млрд долларов. Плюс у нас профицит внешней торговли: мы продаём больше, чем покупаем, и общие доходы бюджета у нас больше, чем расходы. Это не значит, что так будет всегда. Но не следует бежать впереди паровоза, разжигая панические настроения. СМИ должны понимать, что они не только подают информацию, но и должны взвешенно её подавать. Ведь многие люди до сих пор считают, что написанное в газетах — это истина, и они им верят. Вот в Америке во время кризиса ни одно издание не кричало: «Всё, пришел конец!» Американская пресса вела себя достаточно ответственно, признавая трудности, но и не поднимая панику.
Если власть хочет повысить ответственность средств массовой информации, то не вижу в этом ничего плохого. Но если власть под этим соусом собирается прикрывать борьбу с коррупцией и делать вид, что все претензии к ней — необоснованные, это неправильно.
— Как вы полагаете, какое будущее может ожидать самопровозглашённые Донецкую и Луганскую республики?
— Всеми своими действиями Киев отталкивает их от себя. Украинское правительство перестало им платить пенсии, зарплаты. Электричество и газ они туда ещё поставляют. Но если перестанут, то эти территории окажутся де-факто оторванными от Украины. В Киеве это понимают. Но связи настолько сократились, а война привела к таким разрушениям, что возникает вопрос: а как Киев мыслит будущее этих территорий? В своё время, когда нужно было послать на восток страны переговорщиков, они послали туда войска. Они ничего не выиграли, а потеряли, по данным депутата Рады Н. Шуфрича, 14 тыс. человек в этой войне. Это потери украинской армии. И среди мирного населения — 4300 убитых, только по официальным данным, и 7 тыс. раненых. Около миллиона беженцев. Президент Евросоюза ван Ромпей перед уходом в отставку признал, что необходимо глобальное решение вопроса через децентрализацию Украины. Это наше давнее предложение. Если бы его приняли в марте-апреле, то не было бы никакой войны. Если же Киев пойдёт по пути новой войны, то возвращение этих территорий в состав Украины выглядит вообще призрачным. Украинские силовики бомбили Донецк и Луганск кассетными боеприпасами, фосфорными бомбами, баллистическими ракетами. Степень ненависти к Киеву там огромная. Даже те люди, которые не очень любят ополченцев, Киев не любят ещё больше, потому что они знают, чьи снаряды попадают в их дома. Киев сейчас стоит перед очень серьёзным вопросом: как относиться к этим территориям. ЛНР и ДНР с 1 января собрались переходить на российские стандарты образования. Не хотят они признать, что герой их страны — это Бандера. Не хотят они соглашаться с Минобразования Украины, которое решило отказаться от понятия «Великая Отечественная война». Для Востока Украины Великая Отечественная была. Может быть, для Запада Украины и Яценюка главной была война против Красной армии совместно с Гитлером. Пусть они сами решат. В новых учебниках будут рисовать «воинов-освободителей» в форме УНА УНСО. Но Донецк разве с этим согласится? Никогда не согласится.
— Вариант вхождения Новороссии в состав РФ не рассматривается?
— Мы рассматриваем ДНР и ЛНР как часть Украины. Киев должен начать переговоры по дальнейшему сосуществованию. А Киев не очень хочет вступать в переговоры с этими территориями, а хочет вести переговоры с Москвой. Но Россия — не сторона конфликта. На Украине идёт гражданская война. Международный Красный крест признал, что это — именно гражданская война, внутренний конфликт. Поэтому украинские власти должны искать пути выхода из этого конфликта, а не готовить силовой сценарий. Иначе война будет продолжаться.
— Насколько реально для России было предотвратить подобное развитие событий в родственной стране?
— У нас было ощущение, что Украина — братское государство, где очень много сторонников связей с Россией, и что её невозможно оторвать от нас. На самом деле мы давно уже должны были понять, что её не только возможно оторвать, но и что есть очень серьёзные структуры в США, Европе, которые долго готовили такой отрыв. В своё время мы этому ничего не противопоставили. Американцы создали на Украине несколько сотен, если не тысяч общественных организаций, которые финансировались из США. Со стороны ЕС тоже велась большая работа — подготовка украинских журналистов, работа с прессой, с интеллигенцией, со студенчеством. Мы же, к сожалению, мало что делали. Наши акции были спорадические, разрозненные и сводились к узкой группе контактов. У нас не было продуманной политики по поддержанию российско-украинской связи. Мы рассчитывали на традиции, культуру, язык, на здравый смысл, наконец. Но ситуация доказала, что всё решается в головах людей. И здравый смысл можно отбросить.
США и ЕС сумели развернуть часть активного населения на Украине в антироссийскую сторону. И теперь никто уже не собирается слушать население — людям будут навязывать, и уже навязывают, ту точку зрения, которая оказалась господствующей. Такова цена самоуспокоения и иллюзий.
Беседовала Наталья Жукова
