Медиаменеджер, блогер и журналист Антон Носик о Марате Гельмане, пропаганде и СМИ, а также о необходимости головного мозга.
— Антон Борисович, вы часто бываете в Перми?
— Я шесть лет езжу в Пермь и первый раз побывал здесь в ноябре 2008 года. Бывал по различным, никак не связанным между собой поводам. В какой-то момент я был здесь на российско-немецком симпозиуме, один раз я присутствовал на Пермском экономическом форуме, заезжал в гости к своему приятелю Никите Белых, принимал участие в жюри фестиваля «Текстура». За это время могу отметить, что, по большому счёту, в городе не меняется ничего, как Пермь состояла из двух подмножеств: условно интеллигенции и анонимного для меня по сей день большинства, так и продолжает из них состоять. По-прежнему между интеллигенцией и широкой массой нет ни кулачного боя, ни идеологической трескотни. И культурный проект, связанный с именем Марата Гельмана, был для первых отдушиной в жизни. Но он завершился, и интеллигенция эту радость утратила. Теперь она может компенсировать такое лишение on-line, а может — отъездом.
Очевидно, нынешняя региональная власть, демонтируя наследие «культурной революции», думала, что опирается на широкие массы. А на самом деле исходила из выборки лукавых социологов, которые нечто выдают за мнение большинства. Уверен, что никакого требования демонтажа реально не было. Можно было задать вопрос: «Нравятся ли вам понаехавшие?» и получить ответ: «Нет, не нравятся», но это не означает, что рейтинг губернатора опустился, если бы он не отказался от существовавших культурных проектов. В итоге это всё напоминает поведение Талибана, который собственных памятников не создаёт, но уничтожает чужие.
— Насколько утопичным был проект Марата Гельмана в Перми?
— В продвижении христианства среди язычников участвовали два типа святых: первые начинали врачевать, помогать бедным, в общем, располагать к себе добрыми делами. В результате язычники проникались уважением, и в дань авторитету подвижника принимали христианство. Другие миссионеры, приходя в страну, спрашивали столицу, шли во дворец, обращали в христианство правителя, после чего он сам огнём и мечом насаждал христианство среди подданных. Марат Гельман — миссионер второго типа, который очень убедителен в приватных разговорах с властью. Я не могу себе представить Марата, ходящего «в народ», как он объясняет широким массам своё видение и заручается их поддержкой. Ему гораздо проще прийти к Олегу Чиркунову, привлечь его и других пермских миссионеров «культурной революции» на свою сторону. Если для меня было бы очевидно, как заставить людей полюбить то, без чего они долгое время жили, я бы рассказал об этом Марату Александровичу. Тогда бы он последовал моему совету, и в Перми до сих пор сидели бы Олег Чиркунов и Марат Гельман.
Вообще свёртывание пермской культурной революции — яркий пример влияния обстановки. Люди, которые жили без этого современного искусства, дизайна, новой эстетики, мастер-планов (если выглянуть в окно, то мы увидим, среди чего они жили и не тужили), вернули своё. Как и в случае большинства моих знакомых, которые, выезжая в Европу, поражаются тому, насколько там негрязно. Там они начинают вести себя, как европейцы, пристёгивают ремень безопасности в автомобиле, бросают мусор в урны и т. д. По возвращении в Россию первые дня три они ведут себя так же, как там, но вот проходит немного времени, и в замок ремня безопасности вставляется муляж, окурки бросаются прямо на дорогу, а не в пепельницу, как там. А тут приехал Гельман, провёл выставку, начались различные фестивали, тысячам людей это понравилось. Но урну убрали, и люди стали бросать мусор куда придётся, что поделать — среда взяла своё.
— Могут люди, которые не ходят в театр, предъявлять претензии тем, кто в него ходит, в том, что последние делают это за счёт первых?
— Существует общественный договор, в рамках которого бюджетные средства расходуются в соответствии с решениями представительного органа власти. В рамках такого договора деньги выделяются не только на Курентзиса, но и на памятный знак «Орден Ленина». И люди, которые не в восторге от Ордена, тоже могли бы предъявлять претензии в том, что знак тоже не бесплатно установлен. Вопрос не в том, что люди, которые не ходят в театр, должны предъявлять тем, кто не ходит в цирк. Нужно выбирать таких депутатов, которые бы выступили за то, чтобы исключить из бюджета все статьи по поддержке культуры, когда нужны деньги на больницы или детские сады.
— Происходит ли сегодня делиберализация СМИ?
— Не уверен, что региональные власти успели здесь сформулировать сколько-то внятную позицию, но у центра здесь все чётко и понятно — существует государственный заказ на «врагов народа». К этой категории относятся те люди, которые не торопятся высказывать восторг по поводу каждого чиха действующей власти. А процесс выдумывания врагов на пустом месте известен нам очень хорошо. В системе сталинских репрессий люди под пытками подписывали то, что для них придумывали следователи. Сейчас мы наблюдаем продолжение этой традиции, когда врагом становится тот, кто так назван, а «зафотошопить» врага народа уже второй вопрос.
— Увеличение объёмов трансляции информации через интернет упрощает или усложняет доступ к головам?
— Смотря для кого. Если мы говорим о неподконтрольном распространении информации, то да, конечно, возможности такого распространения огромны, а контроля — ничтожны. Кроме того, все традиционные СМИ давно перешли в сеть и стали интернет-СМИ. Даже аудитория радиослушателей «Эха Москвы» и пользователей их портала соотносится 1/5, у печатных СМИ такое соотношение может быть 1/100. Все успешные СМИ сегодня — это интернет-СМИ, кроме «Первого» канала и других федеральных телеканалов.
— Как противостоять пропаганде?
— Кредо нации здесь выразил Александр Сергеевич Пушкин словами: «Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад!» Любой человек, который предъявляет спрос на то, чтобы его не вводили в заблуждение, полностью нейтрализует всю деятельность центральных телеканалов. Если человек не желает быть обманутым и видит рожу Дмитрия Киселёва, то он понимает, что, кроме как нажатием на красную кнопку на пульте, другого способа пресечь поток лжи нет.
— Официальные СМИ не занимаются дебилизацией населения?
— Я категорически не приемлю гипотезы, что процесс приобретения знаний или развития интеллекта в здоровом организме носит обратимый характер. Люди, с которыми я общаюсь, научились писать и читать, и я не знаю никого из них, кто избавился от этих навыков. Умный ещё может подтянуть глупого до своего уровня, но глупый никогда не заставит умного забыть буквы. Поэтому телевидение не способно лишить человека возможности перемножить 2 на 2, если он уже это умеет. Да, телевидение ему скажет: жидобандеровцы распяли одного мальчика, а другого нашпиговали радиоактивными веществами и направили в Авдеевку, чтобы наводить бомбардировки украфашистов. Но, чтобы в это поверить, человек добровольно и сознательно должен отключить головной мозг. В противном случае подобное невозможно обсуждать всерьёз.
— Как вы относитесь к медиахолдингам?
— Медиахолдинги отражают некоторую экономическую реальность, в которой объединение административных, финансовых и логистических ресурсов между разными типами СМИ позволяет экономить на непроизводственных издержках (содержание администрации, бухгалтерии, аренда). Ведь у всех медиа есть производственные расходы, состоящие из фонда оплаты труда сотрудников, их командировочных и т. д. Медиахолдинг позволяет сразу нескольким разнообразным СМИ снизить расходы на первое направление, заплатив за них только один раз, а не пять. То есть холдинг позволяет экономить на самом ненужном и самом дорогом.
— Чем характеризуется действующая система управления в стране?
— У нас всегда существовала система, характеризующаяся полным отсутствием сдержек и противовесов и психиатрической экспертизы. Если человек сошёл с ума, держась за эти рычаги управления, то он будет продолжать дёргать за эти рычаги, руководствуясь своим сумасшествием. Примерами подобного являются параноик Сталин, маразматик Брежнев и коматозник Черненко. В соответствии с их психическими диагнозами и управлялась страна. У нас отсутствует взаимоуважение между участниками политического процесса. Всё основано на том, что по вертикали нисходит максимальное неуважение от того, кто на самом верху, к тому, кто в самом низу.
Кроме того, у людей, живущих сегодня в России, в четырёх поколениях нет никакого опыта участия в местном самоуправлении. Соответственно, люди никогда не управляли своим городом, регионом, не давали власти никаких поручений. У власти нет механизма интересоваться тем, чего хотят люди, кроме тех самых соцопросов, в которые я бы ни секунды не верил. А у граждан нет ни привычки, ни мотивации доносить до власти свою позицию. Люди не приучены получать что-либо из диалога с властью. И с точки зрения русского человека власть — это те, кто может делать что хочет, никого не спрашивая. Нет навыка вступления в какой-либо диалог ни у власти, ни у населения друг с другом. Если у человека нет понимания, что прикладывание к уху пластикового прямоугольника со стеклянной поверхностью позволяет поговорить с другим человеком за тысячи километров, то эта идея может выглядеть дико. То есть одни люди подносят телефон и говорят, другим идея поговорить с помощью него кажется сумасшествием.
— В чём заключается логика политики «закручивания гаек»?
— Такая политика обусловлена не тонкой политической игрой, как считалось во время выдумывания законопроектов, ущемляющих отдельные категории граждан в правах. Я имею в виду закон о запрете пропаганды гомосексуализма. Считалось, что он направлен на исключение из властных кругов лиц нетрадиционной сексуальной ориентации. Или закон о запрете чиновникам иметь двойное гражданство, чтобы также зачистить властные круги. Я в это не верю. Здесь другая логика — необходимость каждый день выдумывать категорию людей, в отношении которых можно применить санкции. Тем самым власть делает попытки разжечь и раздуть ненависть в обществе. Но, несмотря на это, погромов нигде не возникает.
— В таком случае возникает ситуация, когда действующая система власти начинает пожирать саму себя.
— Да, и сами они этого не понимают, находясь в абсолютной сингулярности.
— Точка бифуркации пройдена, возврата нет?
— Точкой бифуркации является каждый момент времени, а значит, ничего не пройдено.
