Ковид, пандемия, самоизоляция — непредсказуемо свалившаяся на россиян напасть импортного происхождения неожиданно замкнула на себя родственников. Особенно в период самоизоляции.
И теперь — время пришло? И пришло — для чего? Ответы — в публикации Ирины Владимировны Колущинской от 2014 года.
Что вырастет на пепелище?
Еще недавно отечественный телеэфир был заполнен передачами о том, как в школах европейских государств насаждается «сексуальное воспитание» и как отдельные семьи этому сопротивляются. То, как это делается, к примеру, в Норвегии, и, по нашему мнению, действительно просто жуть.
При этом объяснить детям, откуда они взялись, ни наша педагогика, ни семья не могут. Одно ясно: против традиционной российской семьи идет диверсия, и это действительно правда. И вот здесь возникает множество вопросов, и первый из них — главный: а какая семья является традиционной, то есть правильной российской семьей?
Корякская семья сильно отличается от татарской и тем более — от чеченской, и так можно перечислить более сотни национальностей Российской Федерации. Может быть, можно порассуждать о традиционной русской семье? Какую семью мы защищаем от вражеских происков? Нравится нам это или нет, но традиционную российскую семью в основе убила Октябрьская революция.
А затем большевистский тоталитаризм системно выкорчевывал все признаки этой семьи. И преуспел. Прежде всего, большевизм создал семью вне религии. Десять заповедей и принципы Нагорной проповеди в итоге заменили «Моральным кодексом строителей коммунизма». И дети в школе с 60-х годов прошлого века были обязаны учить его наизусть; в вестибюле каждой школы висел соответствующий плакат.
Несколько первых властных лет большевики не просто крушили семью, а насаждали во взаимоотношениях полов натуральную содомию. И прекратился этот свальный грех тогда лишь, когда выяснилось: он мешает производству и дисциплине. А параллельно государство взялось за детей.
Прежде всего пионерское движение отделило детей от родителей. С одной стороны, советские мамы не от хорошей жизни начали вкалывать на заводах и фабриках: зарплаты мужей не хватало прокормить семью. Мужики наши в итоге лишились статуса кормильцев, и эта экономическая метаморфоза изменила отношение советских женщин к своим мужчинам. А, следовательно, и детей к отцам.
С другой стороны, после уроков в школе пионерство тащило детей к массовым мероприятиям, то есть прочь от дома. А летом подавляющее большинство детей отправлялось в пионерлагеря, и считалось большой родительской удачей засунуть чадо в лагерь на все три смены. Эстафетную палочку «организованного досуга» от пионерской организации принимал школьный комсомол: плотный график как бы общественной работы, подростка дома нет.
Гвоздь воспитательной работы — преданность делу Ленина и коммунистической партии, и венчал эту идеологию культ Павлика Морозова. В каждой школе СССР — обязательный пионерский отряд имени малолетнего доносчика на отца. А медный таз на советскую семью положила пятидневка. Дети учились шесть дней в неделю, родители в субботу отдыхали.
На самом деле главная задача тоталитарного, равно как и авторитарного советского государства (равно как и любого аналогичного) в том, чтобы поставить семью на госконтроль. «Чистки», процессы над «врагами народа», ГУЛАГ — это так, семечки, печки-лавочки. Главное — это когда девчушка в пионерском галстуке на шее взволнованно, перед лицом своих товарищей отрекается от своих родителей и счастлива одобрением этих товарищей, не говоря уже об учителях.
Дело сделано: семья — ничто, государство — все. Главный враг тоталитаризма — семья — побежден. А учитель в этой ситуации — дополнительный госинквизитор: вызов родителей в школу, по сути, тождественен вызову в партком. Репрессии вкупе с отречением детей от родителей закончились, но репрессивный метод учительской и кабинета директора школы продержался еще лет 30-40.
И уже где-то в 1970-е годы педагогическое сообщество получило ответный удар от сообщества родителей: «Мы их в школу отдали, вы их и воспитывайте!» А вскоре выяснилось: что с Ним и с Нею «делать», не знает никто — ни школа, ни семья. Деклараций — сколько угодно: «семья и школа — равноправные партнеры», «у семьи и школы одна общая задача» и т.д., и т.п. Эти партнеры и рады бы партнерствовать, да вот дети в этой тусовке не хотят участвовать.
Три, если не четыре, советских поколения советское государство выкорчевывало в народе традиции семейного образа жизни. Вместо них — ясли, детсад, причем с «продленкой», когда дети мои только на выходные; школа с той же «продленкой» до вечера, пионерская организация, школьный комсомол, пионерлагеря, лагеря комсомольского школьного актива…
Только поставив семью под тотальный контроль, заменив собой все семейные нравственные ценности, тоталитарное государство могло быть спокойным. Поставило. Заменило. Традиции семейного образа жизни сокрушило. А потом умерло.
Что на этом пепелище в итоге вырастет, пока непонятно. Нет семьи ни на базе «Домостроя», ни на основе принципов дворянской чести. Равно как нет советской семьи. Что же есть?
Есть семья — такая, какая есть. Никакими декретами ее не улучшишь. Никаких носителей правильных взаимоотношений между родителями, равно как между ними и детьми, кроме самих родителей, не бывает. Кроме как на чувстве ответственности и любви, семью не построишь.
И, похоже, что дорога к семейному дому обетованному у нас сложнее и дольше, чем 42 года пути из египетского плена к обетованной земле. Так что кошмарики из жизни норвежской школы с ее обязательными уроками по сексологии, рассказанные по российскому телевизору, — это вообще не проблема. Ясно же, что это нам не грозит.
А как идут эти «уроки» у наших подростков, что в пионерских лагерях раньше, что сейчас, где ни попадя — родители на самом деле не хотят знать. Потому что постфактум — какой смысл? А превентивности здесь не добиться — что уж там, надо смотреть в глаза правде. Но мы можем добиться доверия детей, если сами не будем врать и будем искренни, и действовать в их интересах, а не для самоуспокоения.
Кто знает, может быть, это и будет началом правильного пути к возрождению российской семьи на новом историческом пути. А возрождение античного сексуального беспредела несовершеннолеток нам не грозит: у нас в историческом анамнезе античности нет, потому и такого «ренессанса» тоже не случится.
