Три четверти моей родни — украинцы, и треть от нее живет в Крыму. Когда Украину обуяло безумие майдана, мои крымские украинцы вместе с русскими в ужасе понимали, что на полуостров придут бендеровцы, но уже к концу мая прошлого года они думали только об одном: в Россию! Со времен древнерусского княжества это была наша земля, мы теряли ее на столетия, возвращали, снова теряли и, наконец, обрели навсегда.
…Я смотрю на Путина глазами историка и думаю, что его ступень на лестнице истории России объективно выше Потемкина Таврического. Странно журналисту делать такой глубокий реверанс современнику, даже если он — президент, но ведь эта характеристика — просто правда. Путин не брал Крым с боя. И роль России в Европе сегодня не та, которой была при Екатерине II, когда ни одна европейская пушка не смела выстрела сделать иначе, как по русскому приказу. Но Крым пришел к родной гавани, потому что в России — Путин.
Это слишком «верноподданнически»? Наверное. Но Крыму при Путине не страшно. А было страшно. Очень. Я не забуду тот телефонный трезвон: «Вы же возьмете нас? Путин согласится?» — родня моя не спала много ночей. А потом пришло просто счастье: Россия. Суть путинской победы в том, что момент истины в истории возникает тогда, когда совпадают векторы движения чаяний народа и политическая воля лидера. Путин стал безусловным лидером и России, и народа Крыма. Это тот момент, когда наше дело — правое. И Победа — наша. Это то, о чем писал Максимилиан Волошин в поэме «Русь», которую я так люблю цитировать: «Истории потребен сгусток воль. Партийность и программы — безразличны».
Крым — промежуточный результат деятельности В. В.Путина. Потому что на самом деле все годы, когда он — во главе государства, он делает одно и то же важнейшее дело: укрепление целостности и суверенитета России. Из региональных лоскутков он упорно создает прочное единое полотно страны. И в этом главном путинском тренде наш край занимает абсолютно особое место: это именно мы начали объединение субъектов федерации, мы создали Пермский край. И я говорю о промежуточном результате работы по объединению потому, что пока до Владивостока из Перми можно долететь только из Москвы. В деле объединения страны нам еще надо победить российские расстояния. И кстати сказать, в истории России автомобильная дорога от Москвы до Владика построена тоже при Путине. И это для России — не меньше, чем Транссиб. Дальше — мост через Керченский пролив. И так до острова Русский. Через пару десятилетий история слижет кризисы начала века, а термин «объединитель» закрепится за Путиным, думаю, навсегда.
Мои троюродные племянники из Крыма начинают студенческую жизнь в России. Мелкие четвероюродные внуки учатся в русских школах Симферополя и Евпатории и факультативно изучают литературный украинский язык. И их никогда никто в России не упрекнет, что они — украинцы. Так же, как двоих моих пермских племянников тем, что они наполовину — каракалпаки. А что вы хотите?! Родни, не считая свояков, у меня — сотня, кого там только нет! В России живем, однако. И похоже, что нынче летом одна из моих крымских племянниц выйдет замуж за крымчака. Ее бабушка, моя двоюродная тетка по линии матери, сказала: «Отож бисова дивчина! Ну, нехай иде…» — и добавила по-русски: «Теперь можно». Дело в том, что крымчаки — это не просто жители Крыма. Крымчаки — это крымские татары, сотни лет назад принявшие иудаизм. У украинских националистов от этого факта крыша едет от тупой ярости. А теперь, в России — да на здоровье, «нехай буде; отож таких у нас ще не було». И скажите мне после этого, что Путин не приложил руку к этому браку. Отож!
