74 года назад Надежда Калашникова впервые встала к заводскому станку, до которого не могла дотянуться из-за маленького роста. Война заставила тяжело потрудиться хрупкую 13-летнюю девочку из Добрянки.
В 1941 году, когда на СССР обрушилась война, семья ветерана труда Надежды Калашниковой жила в Добрянке. Отца призвали на фронт сразу же, и маленькая Надя осталась в тылу вместе с матерью, братом и сестрой.
Из школы на завод
«Я училась в шестом классе, — вспоминает Надежда Васильевна. — Людей отправляли на фронт строй за строем: взрослых мужчин и совершеннолетних парней. В те времена фашисты наступали быстро. Это было очень страшное время. Боялись, что немцы возьмут Москву, тогда мы все пропали».
Мать Надежды Васильевны сразу отправилась работать на Добрянский металлургический завод в травильный цех. Завод до войны выпускал судовой металл, а в годы военного противостояния СССР производил продукцию для фронта. «Сам завод был небольшой, но работы там проводились сложные и масштабные», — рассказала Надежда Калашникова. Вслед за матерью устраиваться на завод пришла и Надежда, но сначала её не приняли.
«Начальник отдела кадров заявил нам с подругой: «Идите лучше в школу». Мы ушли, но через некоторое время вернулись — оказалось, начальника уже отправили на фронт, вместо него работала женщина, которая и приняла нас на работу. Нас провели в цех, показали место работы: стоит длинный-длинный стол шириной в метр, и за ним тесно сидят люди и до блеска шлифуют 180- и 200-миллиметровые кружки. Натирали до такой степени, что можно было, как в зеркало, смотреться. Эти детали составляли подвижную часть танковой башни, то, на чём она поворачивалась. Детали отправляли в Пермь, где на Ленинском заводе собирали танки».
Дотянуться до фрезы
В 1942 году на завод привезли эвакуированные из-под Ленинграда станки и организовали военный цех. Когда Надежде исполнилось 14 лет, её направили работать в этот цех на фрезерном станке.
«Мне дали кучу книг, чтобы я училась работе фрезеровщика. Тут же в цехе я читала, временами меня подзывал мастер и показывал, как делать ту или иную деталь. Через две недели меня отправили работать самостоятельно. Станок был очень высокий. Я встаю к нему, и у меня слёзы в два ручья: как я буду работать, если я даже не достаю? Коллега по цеху Нина помогла мне — притащила под ноги ящики. Но всё равно, чтобы вставить фрезу, мне нужно было залезть на сам станок. Передо мной висел плакат «Всё для фронта, всё для победы». Я как взгляну на него, у меня снова слёзы — я же совсем ничего для фронта ещё не сделала! В тот же день по заводу прошёл директор и почему-то внимательно на меня посмотрел.
Я от страха молчала, думала, он заметил какой-то недостаток в работе. Прихожу после обеда, а у моего станка стоит сколоченный помост с лесенкой — чтобы мне легче было», — улыбается ветеран. Однако это чуть ли не единственное доброе воспоминание, оставшееся о той поре тяжкого детского труда.
«Все дети работали по 12–16 часов, почти без отдыха. Даже если сломался станок — идёшь и полируешь детали. Женщины и старики работали, покуда хватит сил. Один раз я стояла и точила деталь, как вдруг подошёл начальник цеха и сказал: в конце смены домой не уходи, потому что сменить тебя некому. Я проработала до 20 часов вечера, поспала час и вернулась к станку ещё на два часа, — вспоминает ветеран. — На заводе было очень холодно, и нам привезли печки-буржуйки. В их топке я пекла картошку, которую мама давала на обед».
В ночные смены дети работали с часовым перерывом на сон. Спали вповалку в заводском «красном уголке» и потом снова работали до утра. В 1943 году в Добрянку привезли пленных немцев — заставили их работать вместо детей. Вскоре военный цех на заводе закрыли.
В декабре 1943 года пришла горестная весть — отец Надежды пропал без вести на фронте, предположительно, под Ворошиловградом.
Голодные годы
«Вернёшься со смены и думаешь: лечь спать или пойти добыть еды? Берёшь мешок — и в ближайший лес собирать грибы и ягоды. Время было голодное. Самое страшное — это потерять продуктовые карточки. Без них — голодная смерть или стоять с протянутой рукой. Все жили одинаково плохо, и помочь было почти невозможно, но всё равно в трудной ситуации все друг друга выручали», — делится ветеран труда.
Надежде Васильевне врезался в память один эпизод: «Младший брат вернулся с завода, и бабушка позвала его с другой стороны улицы поесть суп. Одно название, конечно. По сути — похлёбка из картошки или каких-то других овощей. Вот налила она ему суп в тарелку, он понёс через дорогу. А тарелка горячая, он пальцы обжёг, и выронил её. Как он плакал! До войны у нас ещё была корова, козы, куры, но их быстро съели. Из шерсти коз и овец вязали варежки и перчатки — на фронт».
Дорога в Пермь
В 1945 году Надежде исполнилось 18 лет. Кончилась война, и она смогла получить среднее образование: «Пришедшим на занятия давали небольшую булочку. Время было голодное, поэтому это было дополнительным стимулом учиться».
В 1947 году Калашникова окончила школу мастеров при заводе, где и осталась работать вплоть до начала 1956 года, когда площадка завода попала в зону затопления из-за строительства Пермской ГРЭС. «По распределению я попала на «Мотовилихинские заводы» в Пермь, куда и приехала вместе с мужем и двумя детьми. Сначала нас приютили родственники, а в 1964 году дали квартиру от завода», — рассказывает ветеран.
Здесь она вышла на пенсию с медалями за доблестный труд в период Великой Отечественной войны, но завод не оставила, возглавив Совет ветеранов. Надежда Васильевна вырастила трёх детей, семеро внуков и множество правнуков. Многие из них пошли по стопам своей бабушки-прабабушки, получив техническое образование. «Я всех их подняла и обучила», — с гордостью говорит Надежда Калашникова, радуясь тому, что они смогут вместе с ней встретить 70-летний юбилей Великой Победы.
