В детстве Дмитрий Скриванов мечтал о полётах — детдом, в котором он вырос, стоял в Перми на улице Космонавта Леонова. В авиационное училище не взяли, подвело зрение. Скриванов стал юристом, сохранив стремление к высоким целям, оно стало стержнем его характера. Кунгурский молочный комбинат обязан ему своим взлётом: Скриванов из завода-банкрота с прогнившими стенами создал предприятие мирового уровня. Вот уж точно почти космическая высота!
После окончания Пермского госуниверситета Дмитрий Скриванов работал в юридической компании, занимался правовым сопровождением сделок. В 90-е годы многие пермские предприятия, став акционерными обществами, искали инвесторов.
Но Кунгурский молочный комбинат, обременённый огромными долгами перед поставщиками, не хотел покупать никто. Было почти как во всеми любимом фильме «Мимино». Помните, как бабка жаловалась лётчику на свою корову, которая перестала доиться: «Кто же тут её купит, здесь её все знают…»
Скриванов рискнул, поверив в будущее комбината. Принял решение, точно просчитав перспективы, — регион остро нуждался в современном предприятии молочной промышленности. Даже скептики, отговаривавшие его тогда от невыгодной сделки, позже признали, что Скриванов был прав. Продукты питания — надёжный бизнес: спрос на творог, сметану, кефир и прочую «молочку» не падает даже в кризис.
Решение
Дмитрий Скриванов на паях с партнёрами приобрёл Кунгурский молочный комбинат, заложив свою квартиру и машину.
«В ту пору акции предприятия не стоили почти ничего, — вспоминает Дмитрий Станиславович. — Комбинат был весь в долгах, он перерабатывал всего две тонны молока в сутки».
Для того чтобы было понятно далёким от сельского хозяйства людям, в масштабах региона это капля в море. Двумя тоннами даже цистерну маленького молоковоза не заполнишь. Крестьяне отказывались сдавать удой на Кунгурский комбинат: «Вы нам сначала старые долги верните!»
Долги тянули предприятие на дно. Даже если к чемпиону по плаванию привязать двухпудовую чугунную гирю, он вряд ли удержится на поверхности. А Кунгурский комбинат в начале двухтысячных годов был не просто аутсайдером — рухлядью, на которую без слёз не взглянешь: трубопроводы текли, молоко кисло даже без закваски, от тоски.
Убытки росли, долги предприятия достигли восьмидесяти миллионов рублей. Кризисные дни, уныние и депрессия были тогда почти у всего коллектива комбината: казалось, что исправить ничего невозможно. Но Скриванов думал иначе.
«У меня есть программа развития Кунгурского комбината, — убеждал он банкиров. — Бизнес-план просчитан до копейки, дело перспективное и выгодное!»
Финансисты не торопились верить на слово. Зато простой народ поверил в разработанную Скривановым программу развития сельского хозяйства региона. В 2000 году Дмитрий Скриванов был избран депутатом Законодательного собрания. Депутатский мандат открыл двери кабинетов чиновников. Скриванов приходил к ним не просить — «Региональная инвестиционная программа финансирования предприятий агропромышленного комплекса», которую он внёс в Законодательное собрание, была принята в 2002 году. Но чтобы этот документ претворился в жизнь, нужно было приложить много сил.
Скриванов тогда работал по двадцать часов в сутки. Энергетические напитки и кофе помогали отогнать сон, но времени всё равно не хватало. Он спасал комбинат, пытался вытянуть из финансовой пропасти. А долги только росли. Стало ясно: латать дыры бесполезно, без коренной реконструкции не выжить.
Стены
Скриванов понимал: без полной автоматизации производства нельзя выпускать качественную конкурентоспособную продукцию. Импортное оборудование для комбината заказали в кредит — основную часть средств одолжил Западно-Уральский банк Сбербанка России. Старые ёмкости и чаны перевезли в Калинино — молоко стали перерабатывать там. А строители начали готовить опустевшие цеха под монтаж импортного оборудования.
Скриванов надеялся, что построенные при советской власти здания Кунгурского комбината ещё крепки. Но оказалось, что молочная кислота за годы разъела железобетон так, что он потерял прочность.
«Стена рухнула на моих глазах, — рассказывает инженер-строитель Михаил Шилов. — Экспертиза подтвердила самые худшие опасения: крепёжные конструкции утратили надёжность. Все стены и перекрытия, которые сначала предполагали сохранить, пришлось разбирать до нуля…»
Михаил Аркадьевич Шилов — строитель с сорокалетним стажем, он возводил многие объекты в Перми, авралами его не испугаешь. Но в тот день даже у него опустились руки. Монтаж оборудования по графику назначен на начало апреля, а комбинат рушится, как карточный домик. «Казалось, что всё пропало, не успеть!»
ЧП с рухнувшей стеной случилось как раз под Новый год, 31 декабря.
— У нас ЧП! — позвонил строитель Скриванову.
Дмитрий Станиславович срочно приехал на комбинат. Первым делом спросил у Шилова:
— Все люди целы?
— Никто не пострадал…
Дмитрий Скриванов смотрел на упавшую стену, и лицо у него было чернее тучи. Неужели все планы рухнут, как этот прогнивший бетон? Аварию трудно было предугадать, подобные обстоятельства страховщики называют форс-мажором, непреодолимой силой.
— Придётся разбирать все конструкции и возводить комбинат заново, — произнёс Шилов.
Скриванов прикинул объём дополнительных работ. Шанс успеть подготовить комбинат к монтажу за три месяца казался призрачным. Но отступать было нельзя.
— Будем работать в три смены! — скомандовал Скриванов.
Та зима в Кунгуре выдалась суровой: мороз под тридцать градусов, ледяной ветер. Строители отчитывались перед Скривановым дважды в сутки. Он сам проводил планёрки, вникал в каждую мелочь.
Продолжение следует.
