Трагедия с рухнувшей пермской пятиэтажкой на Куйбышева, 103 напомнила мне картинку из моего далекого пионерского детства. Это был январь 1983 года. Мы с одноклассниками — учащимися пятого класса обычной курганской школы — после уроков ездили в отдаленный район города, чтобы поглазеть на внезапно рухнувшую пятиэтажку. А поскольку даже до официального объявления в стране периода гласности было еще далеко, а вся информация была засекреченной, то вместе с нами к этому месту ездили сотни курганцев, чтобы своими глазами увидеть страшную картину обрушения. Но ничего такого, что бы наводило ужас даже на ребенка советской эпохи, мы не видели. Пара бульдозеров тянула мощные тросы, закрепленные за окна уцелевшей стены пятиэтажки. Но остатки дома не поддавались и не падали. Постояв полчаса и изрядно промерзнув, мы прыгали на ближайший автобус и отправлялись восвояси.
Это было семейное общежитие длиной в несколько подъездов. Дом стоял на левом берегу реки Тобол и постоянно подтапливался. Жильцы жаловались, писали, обращались, даже не ходили голосовать — по тем временам явление неслыханное. Берег нужно было срочно укреплять, но до этого у руководства города и области не доходили руки. К тому же ниже здания проходила труба теплотрассы, и однажды она дала течь. И вот в одну из первых январских ночей 1983 года трубу все-таки прорвало. На ТЭЦ зафиксировали падение давления, но вместо того чтобы разобраться, просто увеличили давление до нормы. В подвал общежития хлынул кипяток. Фундамент не выдержал. Как теперь уже пишут блогеры: со слов очевидцев, правый угол торца рухнул в кипящий котел. Жильцы «левого угла» в панике выскакивали в коридор — которого уже не было. Ошпаренные тела смывало сразу в Тобол, под лед, а там уносило течением. Сколько людей погибло в ту ночь — до сих пор неизвестно. Говорили (шепотом, конечно), что от 16 до 50 человек.
То, что сейчас произошло в миллионной Перми, свидетельствует о том, что город просто хорошо жил и при отсутствии капитальных вложений в ремонт жилого фонда только сейчас столкнулся с трагедией, а не 30 лет назад, как Курган. Предвестники большой беды на территории бывшего Советского Союза появились еще в 80-е. Трагедия в Перми — это, что называется, констатация той беды, название которой — изношенность жилого фонда при полном попустительстве властей. Но произошедшее в Перми определенно четко, на мой взгляд, сигнализирует о существовании ряда системных проблем.
Во-первых, государство давно осознавало степень надвигающейся угрозы. Неслучайно было принято решение о повсеместном создании в регионах фондов капитального ремонта многоквартирных домов. Собираемые средства, по задумке властей, как раз и были призваны предотвратить надвигающуюся угрозу. Но ситуация в Пермском крае сложилась таким образом, что с этим фондом вот уже продолжительное время нет никакой ясности. Один факт о том, что губернатор так и не определился с руководством данной структуры, говорит о многом. А жители до сих пор не имеют понятной и четкой информации. Таким образом, вместо преодоления существующей проблемы мы имеем полную неразбериху, интриги и отсутствие персональной ответственности, что, безусловно, создает благодатную почву для эскалации социальной напряженности.
Во-вторых, возникшая чрезвычайная ситуация в который раз продемонстрировала бреши в существующей системе общественной безопасности всего региона. При всех имеющихся структурах ГО и ЧС доподлинно так и неизвестно, где и какие существуют бомбоубежища либо другие укрытия при опасных ситуациях. Кто, когда и на каких основаниях перевел подвалы жилых домов из статуса бомбоубежищ, как это было на Куйбышева, 103. И какие подвалы реально сохраняют данный статус? А ведь подобная информация наверняка значится в каких-то документах подобных структур КЧС? Но очевидно, что общество ею не владеет.
Кроме того, непонятной остается структура взаимодействия с силовыми ведомствами на территории региона. Ранее это был понятный вице-губернатор, либо вице-премьер, либо министр общественной безопасности региона. В ныне созданной структуре власти такой человек в лице директора департамента общественной безопасности администрации губернатора выглядит, скорее, как ручной «силовик», консультант по безопасности лично губернатора, но не как статусное лицо, координирующее и курирующее взаимодействие всех силовиков в единой системе общественной безопасности.
Сам по себе директор департамента общественной безопасности выпадает из «единой дислокации», находясь в «ведении» губернатора, но не правительства. А ведь именно правительство разрабатывает и вносит в заксобрание все программы, в том числе и по общественной безопасности. А депутаты, в свою очередь, при таком раскладе не имеют возможности задать соответствующие вопросы профильному министру либо вице-премьеру ввиду отсутствия должности как таковой.
Таким образом, кадровая, структурная чехарда в епархии губернатора, а может быть, его личная неприязнь к силовикам создают дополнительные преграды на пути реализации одной из самых значимых и приоритетных государственных задач по обеспечению безопасности населения субъекта РФ.
В-третьих, произошедшая трагедия лишний раз обозначила проблему коррупции. Это тот случай, когда заложниками отдельных лиц, являющихся собственниками торговых помещений на первых этажах домов, становятся десятки и сотни жильцов многоквартирных домов. И они ведать не ведают, что взбредет в голову собственнику, как и что он решит переделать на первом этаже, какие несущие конструкции устранить, воспользовавшись, к примеру, личным знакомством в администрации и получив соответствующее разрешение (или без такового).
В этой связи было бы также целесообразно проанализировать судебную практику по искам жильцов, которые требовали восстановления подвальных помещений в первозданном виде после их, скажем, углубления, а суды данные иски не удовлетворили, о чем, собственно, и заявляет общественник Денис Галицкий. Было бы неплохо произвести не только инвентаризацию подвалов на предмет их текущего использования, но и предъявить обществу ранее состоявшиеся судебные решения, а в особенности — по отказам конкретных судей в восстановлении подвалов. И конечно, анализ этих самых решений с целью предотвращения будущих трагедий.
И, в-четвертых, хотелось бы сказать о моральной ответственности власти. Виктор Басаргин, как глава субъекта, на территории которого произошла трагедия, за все время, прошедшее с обрушения дома, так и не появился в информационном пространстве. На его сайте еще с пятницы и по сию минуту, то есть до вторника, главной новостью значится информация о торжественном приеме семей. Условно говоря, когда город и край вздрогнули от трагедии, его пиар-служба продолжала транслировать отлакированные новости. А ведь вся соль в том, что в рамках выстроенной вертикали главы субъектов, по словам президента, ответственны даже за установку рынды на вверенных им территориях. А Виктор Басаргин то ли по собственному разумению, то ли по решению его пиар-службы выпал из этой сферы ответственности. У него в территории все хорошо, если верить его информресурсу.
Особо аморально в данном контексте прозвучала информация о решении муниципальных властей о выделении пострадавшим от обрушения компенсаций в размере 10 тыс. руб. и 50 — за каждого погибшего. Я так и представляю: встречается Виктор Федорович с президентом в конце июля (если анонсированная встреча таки состоится). Глава государства его спрашивает: «Ну, как? Разобрались вы с последствиями трагедии, помогли пострадавшим?» А губернатор отвечает: «Да-да, конечно, Владимир Владимирович, мы выделили каждому пострадавшему по 10 тысяч рублей!»
И президент наверняка подумает, что такого губернатора, конечно же, должны любить, уважать и ценить в своей территории. И выдаст ему «добро» на переизбрание.
